Средняя оценка:

Средняя оценка: 4.8 (4 votes)

Полное имя автора:

Во тьме безутешной - блистающий праздник,
Огнями волшебный театр озарен;
Сидят серафимы, в покровах, и плачут,
И каждый печалью глубокой смущен.
Трепещут крылами и смотрят на сцену,
Надежда и ужас проходят, как сон;
И звуки оркестра в тревоге вздыхают,
Заоблачной музыки слышится стон.

Имея подобие Господа Бога,
Снуют скоморохи туда и сюда;
Ничтожные куклы, приходят, уходят,
О чем-то бормочут, ворчат иногда.
Над ними нависли огромные тени,
Со сцены они не уйдут никуда,
И крыльями Кондора веют бесшумно,
С тех крыльев незримо слетает - Беда!

Мишурные лица! - Но знаешь, ты знаешь,
Причудливой пьесе забвения нет.
Безумцы за Призраком гонятся жадно,
Но Призрак скользит, как блуждающий свет.
Бежит он по кругу, чтоб снова вернуться
В исходную точку, в святилище бед;
И много Безумия в драме ужасной,
И Грех в ней завязка, и Счастья в ней нет.

Но что это там? Между гаеров пестрых
Какая-то красная форма ползет,
Оттуда, где сцена окутана мраком!
То червь, - скоморохам он гибель несет.
Он корчится! - корчится! - гнусною пастью
Испуганных гаеров алчно грызет,
И ангелы стонут, и червь искаженный
Багряную кровь ненасытно сосет.

Потухли огни, догорело сиянье!
Над каждой фигурой, дрожащей, немой,
Как саван зловещий, крутится завеса,
И падает вниз, как порыв грозовой -
И ангелы, с мест поднимаясь, бледнеют,
Они утверждают, объятые тьмой,
Что эта трагедия Жизнью зовется,
Что Червь-Победитель - той драмы герой!

***

Смотри! огни во мраке блещут
(О, ночь последних лет!).
В театре ангелы трепещут,
Глядя из тьмы на свет,
Следя в_слезах за пантомимой
Надежд и вечных бед.
Как стон, звучит оркестр незримый:
То – музыка планет.
Актеров сонм, – подобье Бога, –
Бормочет, говорит,
Туда, сюда летит с тревогой, –
Мир кукольный, спешит.
Безликий некто правит ими,
Меняет сцены вид,
И с кондоровых крыл незримый,
Проклятие струит.
Нелепый Фарс! – но невозможно
Не помнить мимов тех,
Что гонятся за Тенью с ложной
Надеждой на успех,
Что, обегая круг напрасный,
Идут назад, под смех!
В нем ужас царствует, в нем властны
Безумие и Грех
Но что за образ, весь кровавый,
Меж мимами ползет?
За сцену тянутся суставы,
Он движется вперед,
Все дальше, – дальше, – пожирая
Играющих, и вот
Театр рыдает созерцая
В крови ужасный рот.
Но гаснет, гаснет свет упорный!
Над трепетной толпой
Вниз занавес спадает черный,
Как буря роковой.
И ангелы, бледны и прямы,
Кричат, плащ скинув свой,
Что "Человек" – названье драмы,
Что "Червь" – ее герой!

Перевод В. Брюсова

Еще перевод
Стихотворение в тексте рассказа Лигейя
Послушать композицию Червь-победитель (Black/Death metal)

Иллюстрации: Картины Ф.ГойиИнформация о произведении

Полное название:

История создания:

Впервые стихотворение появилось в «American Museum», в сентябре 1838 г.; позднее включено в состав рассказа Лигейя; отдельно перепечатано в «Graham’s Magazine», в январе 1843 г.; позднее перепечатано в изд. 1845 г. При перепечатках в поэму вносились автором различные поправки; перевод дает последнюю редакцию поэмы.

***

«Вы спрашиваете, могу ли я «хотя бы намеком дать Вам понять», в чем состояло «ужасное несчастье», ставшее причиной тех «странностей в поведении», о которых я столь глубоко сожалею. Да, я могу Вам ответить, и не только намеком. «Несчастье» это было самым страшным из тех, что могут постичь человека. Шесть лет назад моя жена, которую я любил так, как не любил ни один смертный, повредила внутренний кровеносный сосуд, когда пела. Состояние ее сочли безнадежным. Уже навеки простившись с нею, я пережил все муки, которые несла мне ее кончина. Однако ей сделалось лучше, и ко мне вернулась надежда. Через год у нее снова лопнул сосуд. Все повторилось для меня сначала. Потом снова, снова, снова и снова – через разные промежутки времени. И всякий раз, когда к ней подступала смерть, меня терзали все те же муки. С каждым новым обострением болезни я любил жену все нежнее и все отчаяннее держался за ее жизнь. Но, будучи от природы человеком чувствительным и необычайно нервным, я временами впадал в безумие, сменявшееся долгими периодами ужасного просветления. В этих состояниях совершенной бессознательности я пил – один Господь знает, сколько и как часто. Разумеется, мои враги приписывали безумие злоупотреблению вином, но отнюдь не наоборот. И, право, я уже оставил всякую надежду на исцеление, когда обрел его в смерти моей жены. Кончину ее я смог встретить, как подобает мужчине. Ужасных и бесконечных колебаний между надеждой и отчаянием – вот чего я не в силах был выдержать, полностью не утратив рассудка. С гибелью того, что было моей жизнью, я возродился к новому, но – боже милостивый! – какому же печальному бытию».
Из письма Эдгара По одному из друзей. 1848г.

Cсылки на критические и текстологические работы:

В зрелой лирике По большую роль играет метафора, она преобладает над многими остальными поэтическими средствами. Как правило, это развернутые метафоры, охватывающие все стихотворение. Сама метафора становится более сложной и оригинальной. Так, пять строф стихотворения «Червь-победитель» соответствует пяти актам трагедии. Вселенная уподоблена театру, жизнь человеческая - сцене, небесное воинство - оркестру, который исполняет «музыку планет». Главный же герой, торжествующий в финале, - это «Червь-победитель», то есть смерть. «Космическая метафора» ярко, выпукло и в максимально лаконичной форме раскрывает излюбленную мысль поэта о тщетности человеческих устремлений
К. Бальмонт

Cсылки на текст произведения:

The Conqueror Worm

Lo! 'tis a gala night
Within the lonesome latter years!
An angel throng, bewinged, bedight
In veils, and drowned in tears,
Sit in a theatre, to see
A play of hopes and fears,
While the orchestra breathes fitfully
The music of the spheres.

Mimes, in the form of God on high,
Mutter and mumble low,
And hither and thither fly -
Mere puppets they, who come and go
At bidding of vast formless things
That shift the scenery to and fro,
Flapping from out their Condor wings
Invisible Woe!

That motley drama - oh, be sure
It shall not be forgot!
With its Phantom chased for evermore,
By a crowd that seize it not,
Through a circle that ever returneth in
To the self-same spot,
And much of Madness, and more of Sin,
And Horror the soul of the plot.

But see, amid the mimic rout
A crawling shape intrude!
A blood-red thing that writhes from out
The scenic solitude!
It writhes! - it writhes! - with mortal pangs
The mimes become its food,
And seraphs sob at vermin fangs
In human gore imbued.

Out - out are the lights - out all!
And, over each quivering form,
The curtain, a funeral pall,
Comes down with the rush of a storm,
While the angels, all pallid and wan,
Uprising, unveiling, affirm
That the play is the tragedy, "Man,"
And its hero the Conqueror Worm.