Олег Давыдов: Юнг, возвращаясь назад (в себя) из потустороннего трипа, должен был как-то фиксировать то, что там испытал. И тут культура, в рамках которой он родился и вырос, подсовывала ему свои представления. Если бы Юнг был адептом тантризма, он, возможно, увидел бы не Саломею и Илью, а страшную богиню Кали, танцующую на теле Шивы с отрезанной головой в руке. Но Юнг был сыном пастора, и потому эта архетипика спроецировалась в иудео-христианские образы. Он увидел Илью, самого, пожалуй, известного пророка (смысл), и слепую Саломею (безмозглое хотение), потребовавшую (по чужому наущению) за свой танец (буквально танец майи) голову пророка же (вместилище смыслов). Илья и Саломея, конечно, не так брутально нуждаются друг в друге, как какой-нибудь первобытный бог и его шакти, но нужда все же есть. Саломея слепа, а Илья — ее поводырь, видящий даже то, что невидимо. Илья немощен, а Саломея — хотение, отделившееся от него (его дочь). Перед нами все та же спарка осмысляющего божества и движущей шакти, принципиальная схема архетипического двигателя.

Посмотрим теперь, как эта схема отразилась в психологических теориях Юнга. Например, юнгианская пара «анима» и «анимус». Каждый мужчина имеет в бессознательном женскую ипостась аниму (именно ее и увидел доктор в Саломее, о чем и говорит в «Воспоминаниях»: «Саломея — фигура-анима»). А каждая женщина имеет в своём бессознательном — анимуса (которого Юнг в общих чертах описал как хранилище правил поведения, что, по сути, соответствует функции Ильи как хранителя закона). Мужчина со своей анимой (как и женщина со своим анимусом) — это и есть целостный человек, способный жить и развиваться, проецируя бессознательную часть своей души (аниму или анимуса) на людей или социальные образования. Скоро мы увидим, что анима (анимус) — это, по сути, окно, через которое люди общаются с духами. В книге «Отношения между «я» и бессознательным» (1928) Юнг объяснит, что в ходе анализа анима и анимус, «становятся функцией отношений сознания и бессознательного».